понедельник, 28 июня 2010
Битва за Хогвартс, показанная глазами одной из студенток факультета Равенкло.
Написано для ВС-2009 на Зелёном Форуме за команду Равенкло. Задание 8. Авторский фик. «Битва ещё не кончилась» .
Название:
«In my darkest hour*»Автор: Levian
Бета: консультант — Остролист
Герои (Пейринг): Мораг Макдугал, НМП, Волдеморт
Рейтинг: PG
Жанр: action, angst, AU (или не AU — кто его разберёт)
Саммари: О разных сторонах факультета Равенкло.
Примечание 1: Мораг Макдугал — студентка Равенкло с параллели Гарри Поттера. Лексикон упоминает её имя, но непосредственно в текстах книг Поттерианы девушка не появляется. Можно считать, что фик — небольшая попытка это исправить.
Примечание 2:
нет морали. Сомнительная мораль.
Дисклаймер: HARRY POTTER, characters, names, and all related indicia are trademarks of Warner Bros. © 2009 and J.K. Rowling.
*В мой самый тёмный час (англ.)
Читать фик Потолок Большого Зала чёрный, глубокий, как колодец, выложенный бархатом, и с россыпью звёзд. Перепуганные свечи мечутся над факультетскими столами, и у всех студентов по лицам прыгают тревожные желтые блики. Профессор Макгонагалл на преподавательской трибуне — как вырезанная плоская тень в остроконечной шляпе. Четверть двенадцатого. Мне нестерпимо хочется спать, и от этого ещё страшнее.
Слизеринцы уходят первыми, и профессор Слагхорн смотрит им в спины то ли с надеждой, то ли с завистью.
— Студенты Равенкло, вы следующие! — громко объявляет Макгонагалл. Наверное, дальше всё так и будет продолжаться, в точности как соотносятся в этом году баллы в гигантских песочных часах — Слизерин, Равенкло, Хаффлпафф, Гриффиндор…
Скрипят старые скамьи, свечи поднимаются выше. Напротив меня Лиза Турпин испуганно смотрит прямо перед собой, сжимает волшебную палочку и не двигается с места.
Страшно болит горло — как будто его распирает изнутри.
— Лиза, — говорю я, — идём! Пожалуйста, пойдём!
Она качает головой и шепчет: «Я остаюсь». Её мантия криво застёгнута и чем-то запачкана, моя — чистая и выглаженная, ногти у меня длиннее и ухоженнее, и волосы при таком свете выглядят лучше, и, наверное, я наконец-то симпатичнее, чем она. Но Лиза остаётся.
А я не хочу. Пусть всё наконец прекратится — без меня. Пожалуйста.
И как-то само собой получается так, что я всё-таки встаю и иду замыкающей, почти в полной тишине, пока Макгонагалл не восклицает, когда я уже на пороге: «Хаффлпаффцы!»
В холле — чистилище. Плачут младшекурсники, мечутся старосты, какой-то хаффлпаффец расталкивает всех локтями и пробегает мимо, отдавив мне ногу. Полчаса до двенадцати, и страшно так, как никогда не было — даже когда Алекто Кэрроу на маггловедении выкрикнула заклятие и моя парта разлетелась вдребезги. Или когда далеко заполночь в гостиную принесли Майкла Корнера — он неделю потом не мог ходить на занятия. И вообще ходить.
В очереди равенкловцев ненамного меньше, чем слизеринцев. К дверям марширует группа рыцарских доспехов — у одного из них не хватает шлема, из панциря другого торчат ножи. Слизеринская первокурсница начинает громко реветь, перекрывая шум, на неё со всех сторон шикают. Тяжело переваливаясь на коротких лапах, проходят массивные каменные горгульи. Привидения пролетают почти под самым потолком.
У меня дрожат руки, как от холода, а в голове — кристально ясно и пусто. Хогвартские птенцы пешком уходят из гнезда, остаются только те, кто готовится к последнему полёту.
Замок цепенеет, дракон тяжело ворочается в полудрёме и готовится развернуть крылья.
Ночь просачивается сквозь стены, проползает под гобеленами, заполняет глаза и уши. Хочется забиться в угол, свернуться и накрыться одеялом. В толпе пусто и страшно, и я стою на месте, будто приморозили.
— Мораг! — зовут сзади. — Мораг!
Ко мне бежит Стивен Корнфут — он прихрамывает, на щеке алеет свежая царапина, а волосы белесые от каменной пыли, и я понимаю, что не помню, был ли он со всеми в Большом Зале.
— Что? Что? — кричу я и пытаюсь пробиться сквозь толпу младших равенкловцев назад, к Залу. Человеческое море всё прибывает, выходит из берегов и медленно течёт к комнате-по-требованию. Со всех сторон толкают, теперь уже я наступаю кому-то на ноги, мантия безнадежно измята. Нас со Стивеном оттесняют к перилам лестницы, сверху хаффлпаффский старшекурсник зовёт какую-то Мэри. Стивен хватает меня за руку и с отчаянием спрашивает:
— Мораг, ты остаёшься?
Я смотрю и не понимаю — то ли он уговорить не уходить хочет, то ли тянет к истекающей очереди в ночь.
— А ты? Стив, что у тебя с лицом?
— С горгульей нечаянно столкнулся, — отмахивается он, — пустяк. Мораг, где наш курс? Где Корнер и Бут? Где Ли?
— Майкл и Терри должны быть в Большом Зале, — неуверенно предполагаю я. — И там Лиза Турпин! Стивен, идём к комнате…
— Я остаюсь, — точно так же, как и Лиза, шепчет он, и в окружающем гуле слова угадываются только по движению губ.
— Стив!
Могла бы — ударила его по лицу, даром что я ниже на две головы и вообще слабачка. Только страх сковывает так, что даже руку не могу поднять. Уже без четверти.
— Пойдём, — прошу я, — скоро начнётся!
Свечи трусливы, но любопытны — парят под потолком в холле. Некоторые, те, что посмелее, пристроились на перилах и рамах портретов. Толпа заметно поредела, остались только старосты и старшекурсники. Краем глаза я вижу спускающуюся Серую Даму — она плывёт по воздуху быстрее, чем когда-либо на моей памяти, и выглядит взволнованной, насколько это вообще возможно для призрака.
— Уходи, — говорит наконец Стивен, подталкивает к ускользающему хвосту очереди и отпускает мою руку. Падма Патил бросает на ходу: «Поторопитесь!»
— Скорее, Мораг, — кричит Стивен, и с перил шарахается с десяток свечных огарков. Один из них налетает на картину, заполошно поднимается выше и прожигает холст.
Глаза у Стивена сумасшедшие, отчаянные и обречённые — кажется, будто он сейчас спрыгнет с лестницы. И полетит безо всякой метлы. Он перескакивает через пять ступенек сразу, смотрит на меня снизу вверх и, развернувшись, бежит следом за Падмой. Холл стремительно пересекает группа незнакомых взрослых волшебников.
Пять минут до полуночи, и меня, наверное, от страха сейчас стошнит. Хаффлпаффский староста кричит, что эвакуация уже заканчивается.
За пять минут можно решить примерно десять загадок из тех, что задаёт орёл с двери в факультетскую гостиную. Или пять загадок. Или ни одной.
Я задаю себе срок в одну минуту — иначе Шляпе следовало отправить меня в школу для сквибов. Три свечи на лестнице — я чистокровная, я неглупа и меня не волнует, кто победит. Три огарка на раме — меня могут убить в любом случае, страх унижает, и я с пятого курса хочу выйти замуж за Стивена Корнфута.
Нет, думаю я, это всё неважно. Стоило ли обращаться к логике, когда внутри уже зазвучала старейшая из песен — о смерти?
Но я по-прежнему хочу жить, так отчаянно, что скулы сводит от обиды и досады.
Когда я бегу по лестнице, страха уже нет. Мысли опасно пьяные, но чёткие — как во сне, перед экзаменом, или в вечер свидания.
Полночь. Битва падает на замок.
Небо за окнами как по команде расцвечивается алыми и зелёными вспышками. Сверху доносятся глухие взрывы и крики, в двух футах от меня заклинанием вышибает окно, и высокий человек в чёрной мантии подобно гигантскому голодному пауку цепляется за остатки рамы. Лицо у него белое и странно застывшее, и только через секунду я понимаю, что это — маска Упивающегося Смертью.
— Ступефай! — выкрикиваю я, взмахнув палочкой, и его отбрасывает назад.
— Отлично! — одобрительно говорит кто-то у меня за спиной. — К хижине Хагрида!
Несколько волшебников в грязных мантиях пробегают мимо, один из них оборачивается и кричит что-то про Астрономическую Башню, но грохот очередного взрыва всё заглушает.
Свечи попрятались, Большой Зал освещён только отблесками заклятий. Меня обгоняет профессор Спраут — обе руки у неё заняты горшками с мандрагорой, палочка зажата в зубах. Ещё несколько студентов в наушниках и с мандрагорами спешат за ней.
— Башня Равенкло, — говорит незнакомая девочка — даже не могу вспомнить, с какого она факультета, — башня Равенкло нуждается в защите!
Майская ночь тёплая, в дорожном плаще становится жарко, и я выбрасываю его в окно и поджигаю в полёте. Снизу доносится дикий рёв гиганта, и тогда я швыряю вслед плащу утяжелённую вазу и вовремя успеваю отшатнуться и упасть на пол — лиловая плеть заклятия проделывает дыру в потолке вместо моей головы. Время, кажется, замерло — разбитые часы показывают пять минут первого.
Где-то мелькает Лиза Турпин, успеваю замечать только разметавшиеся золотистые волосы и синий летний плащ. Её ранило в самом начале битвы, и теперь она колдует левой рукой, а правая плотно примотана к боку.
Голова кружится. Поскальзываюсь на мёртвом пауке, роняю палочку и несколько минут в кромешной темноте шарю по полу. Откуда-то сбоку доносятся голоса и топот, несколько друидесс, освещая путь нарисованными фонарями, перебегают по картинам в соседний коридор. В призрачном пастельном свете палочка находится быстро — закатилась за пьедестал, на котором когда-то стояли девятифутовые рыцарские доспехи.
Небо странно светлое, отливает желтым и фиолетовым, звёзд почти не видно, и я понимаю, что, кажется, получила по затылку не то заклинанием, не то куском стены. Медленно проговариваю про себя детскую считалочку про Томми-мага и Томми-маггла и спускаюсь, придерживаясь за стену, по лестнице. Обидно совершенно по-детски — в какой-то момент я начала думать, что всё это сон, а во сне палочки у всех бутафорские. Небо наконец темнеет — хорошо, что не в глазах.
Я думаю, что проснусь утром в своей постели, если здесь меня не убьют до рассвета.
А я, кажется, уже кого-то убила — если зелёный луч попал в цель с высоты восьмого этажа. Значит, он от своего сна не очнётся. Где-то внизу рассыпанные по полу сапфиры подсчитывают потери.
Считалку приходится повторять ещё раз десять, пока меня не перестаёт вести из стороны в сторону.
Битва сосредоточилась у главного входа — с каждым шагом шум бьёт по ушам, и я боюсь, что дальше не пройду ни фута. Проснётся ли вообще этот спящий дракон?
С гиканьем проносится мимо кавалькада призраков — они угрожающе размахивают собственными отрубленными головами и пришпоривают туманных коней.
Если я лягу и засну прямо здесь, всё закончится?
Меня тормошат и тащат куда-то — опять по лестнице и опять наверх. «Гриффиндор! — хрипло рявкают в щеку. — Шестой курс!».
— Равенкло, — вяло говорю я, — седьмой курс, Мораг Макдугал. Я могу идти сама, правда.
— Раненая, — заключает поддерживающий меня студент. — Серьёзно раненая, кажется.
И в этот момент нас обоих швыряет вправо, обрушивается стена и потолок осыпается каменной крошкой, а по ушам ударяет взрывная волна. Кажется, будто замок раскололся пополам. Истошно визжит с портрета худая дама в чёрной траурной мантии.
Небо такое, какое и должно быть — ночное, глубокой чернильной черноты. Опасно извивается в высоте змеиный хвост. Кто-то наколдовал над северной башней Чёрную Метку. Болит ободранное плечо, ноет затылок. Рядом хрипит и заходится в надсадном кашле незнакомый студент.
— Люмос, — шепчу я, и огонёк на кончике палочки загорается слабо, будто боится.
— Цела? — отрывисто спрашивает гриффиндорец, лихорадочно шаря по карманам. — Люмос! — громко произносит он, и коридор освещается уже двумя волшебными палочками.
— Стена замка обрушилась, и коридор завален. Надо поворачивать к кабинету профессора Флитвика.
— Подожди, — он хватает меня за подол мантии, — я отведу тебя к библиотеке, там временный лазарет.
— Пусти! Какой ещё лазарет? Мне не нужно… — в голове всё крутится: «Раз-два, кровь не вода…»
— У тебя кровь на волосах.
— Это не моя, — я ощупываю макушку и с облегчением понимаю — действительно, не моя.
Битва разгорается с новой силой — Упивающиеся уже в Хогвартсе, и из окна я вижу, как тёмным потоком заползают в дыры в стенах гигантские пауки. И, наверное, действительно пришло время просыпаться. Если бы я могла, шагнула бы сейчас в другой сон.
— Бежим, — говорю я, когда за грудой из камней и искорёженных доспехов слышатся голоса, — это Упивающиеся Смертью!
Бежать не получается — мы наполовину ковыляем, наполовину ползём на коленях. Над головой нависают деревянные балки и остатки гобеленов. Огоньки палочек приходится затушить — хотя голоса уже отдаляются.
— Я — Тим, — шепчет гриффидорец и резко дергает меня в сторону, когда в нескольких футах от нас карабкается по обломкам, подволакивая сломанную лапу, паук. Красного внизу прибавляется, в небе сверкают фиолетовые и голубые лучи. Щепки и мелкие остроугольные камни впиваются в ободранные предплечья, и большого труда стоит не останавливаться и не плакать от тупой ноющей боли.
— Мораг, — зачем-то второй раз представляюсь я, и Тим молча дотрагивается до моего плеча. Кажется, в отдалении кто-то рыдает, но я не уверена, что это не обман слуха.
Мы кое-как сворачиваем в соседний коридор — теперь уже мне приходится поддерживать Тима. По счастью, он ненамного выше меня и не слишком тяжелый. Здесь светлее, в воздухе витает густая пыль, а на полу поблескивает кровь и затухающие искры от заклинаний. Всё сильнее тянет горелым — неужели в замке пожар?
Снизу слышны глухие удары, будто гиганты пробрались внутрь и теперь рушат всё на своём пути. Наверное, так и есть. Руки снова дрожат, и сердце колотится, танцует в груди.
Вокруг царит почти хэллоуиновская ночь. Тьма поглощает вспышки заклинаний, и на сей раз это не небо. Сползаю по стене и думаю — только бы не завыть от ужаса и безысходности. Сейчас бы я с удовольствием съела целый фунт любимого шоколада из «Сладкого Королевства» и даже пару пирожных — с вишней, клубникой и сахарными прыгунчиками.
— Шшш, — шепчет Тим, — шшш… Всё будет хорошо.
Неизвестное мне заклинание на долю секунды окрашивает небо и темнеющую линию деревьев Запретного Леса золотым, всё тонет в ослепительном белом свете, и крики боли и ярости звучат с удвоенной силой. С башни Равенкло срываются каменные орлы и пикируют на захватчиков.
— Отдохнём, — прошу я, и Тим кивает и останавливается.
— Как? — спрашивает он. — Очень плохо?
— Всё хорошо, — морщусь я, — только локти болят.
Сам Тим выглядит гораздо хуже — на щеке запеклась кровавая корка, кожа на тыльной стороне левой ладони содрана до мяса, и правую руку он придерживает особенно бережно — будто вывихнутую или сломанную.
— Эй, — шепчу я, хотя сражение идёт уже на нижних этажах, — что у тебя с рукой?
— Балка упала, — так же тихо отвечает Тим. У него яркие серые глаза и светлые волосы, и он, кажется, очень даже симпатичный.
Наверное, хорошо быть гриффиндорцем — мальчишеской храбрости даже рухнувший потолок не страшен, главное — проскочить под водопадом камней и выкрикнуть заклятье. И хаффлпаффкой, наверное, тоже неплохо быть — лечить чужие раны, упорно перетаскивать камни и отбиваться с таким упорством, с каким барсук роет нору.
Лучше всего быть слизеринцем — они все уже давно в безопасности и тишине.
А мне для равенкловки катастрофически не хватает быстроты мыслей. И лучше было бы так остро полюбить жизнь до полуночи, а не после.
Я осторожно вытягиваю из рукава палочку — только бы не сломана, только бы не сломана! — и направляю её на руку Тима. Заклинание бледно-сиреневого цвета и остро пахнет лавандой, хотя должно — кошачьей мятой.
— Спасибо, — на лице Тима отражается облегчение, он осторожно разминает побелевшие пальцы.
Пол усыпан обломками досок и раздробленными камнями, и под ногой поблескивает в полумраке что-то округлое и блестящее. Я наклоняюсь и поднимаю измятую бесформенную вещь. Оказывается, это нечто вроде разбитой диадемы. По пальцам течёт чёрная, густая и маслянистая жидкость. Вздрагиваю и обтираю руки об мантию: всё равно та уже изорвана и перемазана в грязи.
— Что это? — спрашивает Тим и подбирает ещё один перекрученный и закопченный обломок — должно быть, вторую половину. Пол под нами содрогается, как от боли. Жидкость липкая, вязкая, словно густой сахарный сироп, и никак не оттирается с ладоней. Она чуть тёплая, как остывающая чашка с кофе в прохладное весеннее утро, но свежие царапины приятно холодит.
Шум отдаляется, крики кажутся шепотом. Из дыр в стене струится мягкий звёздный свет. Не так много осталось до рассвета — чуть меньше половины вечности.
— Здесь что-то написано, — говорит Тим. Он так же внимательно, как и я, вглядывается в свою часть диадемы. — Мораг, можно я посмотрю?..
Пожимаю плечами и протягиваю ему обломок. Металл сильно оплавлен, но под толстым слоем копоти и жидкой дряни видно, что когда-то это было редкое украшение тонкой работы. Моя прабабка носила похожую тиару — из-за дедовских долгов её продали гоблинам за бесценок. А у меня, с разоряющейся год от года семьёй и мерзкой отцовской репутацией, такой, скорее всего, никогда не будет.
— Тим, — неверяще шепчу я, разглядев надпись на кое-как сложенных вместе кусках, — это же диадема Равенкло!
Копоть с трудом, но оттирается, и слова «Мудрость — величайшее сокровище человека» видны отчётливо. Черная жижа течёт в рукава, я сжимаю диадему с такой силой, что кровь пульсирует в кончиках пальцев. Тим смотрит на меня шальными глазами — в полумраке они кажутся неожиданно светлыми, почти прозрачными, как ломкий октябрьский лёд, — и тянет диадему на себя.
В небе снова серия вспышек — сплошь зеленые, нервные и тонкие, как скрипичные струны. Кажется, будто откуда-то доносится шипение, и я нервно оглядываюсь по сторонам — у Неназываемого, говорят, есть змея. Огромные змеи, гиганты, десятки дементоров — Сами-знате-кто не разменивается по мелочам.
Непонятная жидкость пахнет гарью, вином и шоколадом, и голова снова начинает кружиться.
— Мораг, — зовёт Тим, — это точно она? Ваша факультетская реликвия?
— Точно, — киваю я, — на статуе Ровены в нашей гостиной такая же, только эта… настоящая.
Тим смотрит с сомнением, а я всё никак не могу выпустить диадему — верчу её в руках, поглаживаю и раздражённо шиплю, когда куски не желают держаться вместе.
— Репаро! — но она снова распадается.
— Она поломана, — качает головой Тим, — не соберёшь.
Но он так же тянется к ней, и в глазах у него загораются жадные огоньки — не пойму, куда он смотрит, то ли на меня, то ли всё-таки на диадему.
— Её искал Гарри Поттер, — продолжает Тим, — нужно отдать её ему или кому-то из профессоров! Я слышал, как он сказал, что это может победить Сама-знаешь-кого.
— Я тоже слышала, — огрызаюсь я, — в нашей гостиной он сказал, что уничтожит её!
Тим поджимает губы — и без того ясно, что диадема уже уничтожена.
Точно — не соберёшь. Легендарная диадема, дарующая тому, кто её носит, невероятный ум… Она бы хорошо на мне смотрелась — серебристая, тонкая, как раз для моих тёмных волос. И тогда уж точно можно было быть не обычной студенткой-равенкловкой, а лучшей. И не только в учёбе.
Лучшей из лучших.
— Мораг, — шепчет Тим и придвигается ближе, — слышишь?
— Что?
— Шипение. Слышишь?
Это же не шипение. Это кто-то говорит.
Вздрагиваю, когда порезы на руках затягиваются, а чёрная вязкая дрянь, извиваясь, как плющ или дьявольские силки, ползёт к шее.
Диадема не слишком важна для по-настоящему умного человека. Главное не то, что на голове, а то, что в ней. Кто-то сражается, кто-то бежит, кто-то умирает, а мудрый человек наблюдает и делает выводы.
Мудрый человек охраняет наивысшую ценность — собственную жизнь.
Царапинки на ключицах стягивает, будто их смазали акнерысовой настойкой, воздух вокруг неожиданно свежий, холодный и бодрящий, а сердце стучит медленно и размеренно. Хогвартс накрывает невероятная тишина, битва замирает.
Откройся, когда пришло время жить, шепчет голос, откройся, и я помогу тебе.
У тебя будет всё, что захочешь, искушает чёрная змея, обернувшаяся вокруг шеи, и я вижу, что в серых глазах Тима поблескивают отражения алых вспышек заклятий.
Умная женщина всегда найдёт общий язык со змеёй.
У тебя будут десятки диадем, мантии и ум, твёрдый и острый, как орлиный клюв. Муж, который не станет вмешиваться в твои дела.
И разве прекрасная девушка не достойна того, чтобы поклонялись её красоте и уму?
Если у тебя будет сын, он получит самую лучшую метлу, а для дочери скупишь всех кукол, которые найдутся в магазине на Диагон-аллее — ей-то никогда не будет обидно, как тебе в детстве.
Уроборос стягивает горло. Трудно дышать. Змеиные языки щекочут мочки ушей.
— Мораг, — Тим облизывает пересохшие губы, склоняется ниже и неожиданно вырывает у меня из рук диадему. — Это точно она! — орёт он, и мягкого шелеста слов больше не слышно из-за его крика.
Замок содрогается от падения массивного тела — внизу одного из гигантов заклятием выталкивают из окна. Я поскальзываюсь на чёрной жиже и чуть было не лечу вниз, прямо в мягкую, приветливо раскинувшуюся темноту, но Тим хватает меня за руку и дёргает на себя. Мы падаем на камни.
— Что она тебе сказала? — спрашивает он, и в пятне света в нескольких футах от нас поблескивает буква «м» на диадеме.
— Н-ничего, — заикаюсь я, — я ничего не поняла.
Тим усмехается.
— Мне она пообещала победу над Сама-знаешь-кем и… ещё кое-что. Ч-чёрт, — говорит он, — я почти поверил.
— Ты что, магглорождённый? — невпопад спрашиваю я.
— Дед был магглорождённым. Он очень странно ругался, и я тоже привык — неожиданно смеётся Тим. — С ней нужно что-то сделать, — говорит он и кивает на вновь развалившуюся от удара диадему.
Мы переглядываемся.
— Думаешь, это чёрная магия?
— Наверняка. Хорошенький у вас факультетский символ, — нервно усмехается он.
Снова переглядываемся. Тим помогает мне подняться, и к диадеме мы идём осторожно, медленными шагами, переступая острые полосы света. Битва странно стихла, словно там, внизу, все заснули, и сон их охраняет огромный дракон, что свернулся кольцом вокруг Хогвартса.
Берёмся за руки — то, чего так отчаянно не хватало после полуночи.
Орлиные перья и львиная шкура. Приятно чувствовать, что тебя защищают.
— Инсендио! — выкрикиваем вместе, и в пламени исчезает вековая мудрость, заключенная в остатках причудливой кованой вязи.
На пол капает чёрная жижа, и я поправляю рукав, а на капли наступаю. Тим обнимает меня за плечи.
Эй, шепчет мне змей голосом Тима, осторожнее, девочка, не придуши меня. Вспышка последнего заклинания рассеивается в ночном воздухе.
Я выйду замуж за Тима, и у нас будет дом в пригороде, прирученный гиппогриф и дети с серыми глазами и чёрными волосами.
Вокруг сердца обвиваются тугие кольца, шелестит прохладная чешуя, и я думаю, что надо привыкать с этим жить. Умная женщина не договаривается со змеём. Умная женщина его приручает.
Мог бы и яблоко подарить, думаю я, а в ответ мне беззубо шипят.
— Вы отважно сражались, — раздаётся в воздухе, и тишина обволакивает паузы между словами, чтобы через мгновение порваться, — Лорд Волдеморт умеет ценить храбрость…
Тим снова чертыхается, а змей под сердцем тихо смеётся. Мне больше не страшно. Это лучшая загадка, которую только можно было задать.
***
Битва не кончится, пока есть кто-то, готовый пустить Тёмного Лорда в своё тело и разум.
@темы:
вторая война с Волдемортом,
Levian,
битва за Хогвартс,
война,
фики,
другой персонаж,
джен,
новые персонажи,
Волдеморт
-
-
27.03.2011 в 11:50Вообще-то Мораг МакДугал упоминается в первой книге - ФК. Она проходит распределение сразу после Лонгботтома: "..., а спохватившийся Невилл развернулся и побежал обратно, чтобы вручить Шляпу Мораг МакДугал".
ст. 151, глава 7, "Распределяющая шляпа" в издательстве Росмэна.
Но фик достойный. А то так Волдеморта жалко. В каноне жалко в смысле.
-
-
27.03.2011 в 12:10я как-то не считаю, что единственное упоминание имени и фамилии можно считать полноценным участием персонажа в сюжетной канве текста.
у неё даже реплик нет.
за отзыв спасибо. в этом тексте у Томми ещё есть неплохой такой шанс, на то оно и АУ