Название: "Притяжение"
Пейринг: Кингсли Шеклболт/Драко Малфой
Рейтинг:
NC-17Жанр:
служебный романДисклеймер: все принадлежит Дж.Роулинг
Примечание:
служебный роман Министра Магии и его секретаря. некоторые вероятные реалии магической политики, хотя и упомянутые вскользьчитать дальшеРазумеется, они не рассчитывали на то, что после гибели Повелителя им все забудут и простят. Праздничные гулянья и торжественные похороны не мешали ни обыскам, ни арестам, ни судам. Отец подолгу засиживался по вечерам в кабинете, и Драко нередко находил скомканные и выброшенные Люциусом листки пергамента, которые не успевали подобрать эльфы.
“Беллатрикс Лестрандж (Блэк) – погибла 2 мая 1998 года”.
“Рудольф Лестрандж – осужден 14 июня 1998 года. Пожизненно”.
“Рабастан Лестрандж – осужден 14 июня 1998 года. Пожизненно”.
Иногда от пергамента остро пахло разлитым огневиски.
“Антонин Долохов – погиб 2 мая 1998 года”.
“Северус…”
К ним, в Малфой-мэнор, приходили с обысками еженедельно.
Отец запретил эльфам приводить в порядок гостиную, и мама виновато всплескивала руками перед очередным командиром отряда авроров: “Извините, господа. Но вы же знаете, что наш дом был захвачен Лордом Волдемортом. Мы до сих пор не можем вернуть имению прежний вид”.
Она все еще запиналась, произнося имя Повелителя.
Драко тошнило и от синих аврорских мантий, и от заискивающего тона матери, и от лицемерия отца, по ночам заносившего погибших и осужденных соратников в личный пантеон, а днем изображавшего жертву Волдеморта перед мракоборцами и папарацци.
Драко понимал, что иначе нельзя. Либо они все пострадавшие от произвола Темного Лорда, либо пособники. И если они с матерью еще могли как-то рассчитывать на снисхождение новой власти, то отцу приходилось стократ тяжелее. Так что требовалось сжимать зубы, повыше поднимать голову и спускаться к очередному грязнокровному ублюдку.
- Здравствуйте, сэр. Прошу вас, сэр. Разумеется, у нас нет никаких тайн от власти, сэр.
Тайны, конечно же, были. Самые драгоценные манускрипты из семейной библиотеки, самые опасные зелья, хранившиеся в лаборатории, несколько темномагических артефактов отец с помощью Драко укрыл в тайниках подземелья. Впрочем, все это и до гибели Лорда было надежно замаскировано заклятиями, но Владыку мало интересовали древние фолианты и редкие яды. А мракоборцы искали целенаправленно, так что Люциус решил перестраховаться.
Впрочем, многим пришлось пожертвовать. Слишком подозрительной выглядела бы библиотека Малофев без манускриптов по темной магии, а коллекция артефактов просто не могла быть невинным музейным собранием.
Но настал день, когда конфисковывать оказалось нечего. Полки семейной библиотеки зияли черными провалами, в лаборатории из оставшихся ингредиентов, в лучшем случае, можно было сварить бодроперцовое зелье, а остаток коллекции артефактов представлял собой десяток забавных игрушек, которые разные поколения Малфоев приобретали для развлечения подрастающих наследников.
Люциус устало выложил перед командиром авроров свиток пергамента с перечнем уже конфискованного имущества.
- Здесь более трехсот наименований, - негромко сказал он. – Большая часть – старинные книги и редкие зелья. Вы ведь не считаете нашу библиотеку бесконечной, а запасы зелий - бездонными? Ваши люди в прошлый раз забрали даже средство против докси.
Командир авроров, молодой парень с азиатской внешностью, невозмутимо просмотрел список и достал из-за пазухи пергамент.
- Августус Руквуд на допросе показал, что в вашей библиотеке видел книги, написанные Корбином Крайтом, Симусом Фарвинкелем, Тобиасом Готом. Вы прекрасно знаете, мистер Малфой, что это не просто раритеты. Эти книги запрещены указом Министерства семнадцать лет назад.
- К сожалению, - сухо ответил Люциус, – перечисленных вами книг в моей библиотеке больше нет. Они пропали, и мне страшно представить, в чьих руках могли оказаться такие… опасные знания.
Драко отлично помнил, чьи руки снимали с полок драгоценные тома, заворачивали в заговоренную ткань и опускали в тайник – до лучших времен, которые когда-нибудь наступят. Стоя рядом с отцом, он изо всех сил старался держаться так же отстраненно-вежливо, не теряя выдержки. Будь Драко один – он давно бы уже сорвался, совершил что-нибудь истеричное, ненужное и опасное. Но присутствие рядом Люциуса помогало брать себя в руки каждый раз, когда авроры хватали какую-нибудь вещь, вертели, щупали, тыкали в нее волшебными палочками, чтобы проверить на присутствие магии. Почему-то больше всего задевало, когда трогали что-то, принадлежащее маме. Словно лезли ей под юбку, а Драко вынужден был стоять и смотреть на творившееся непотребство.
Когда авроры покинули Малфой-мэнор, отец налил себе огневиски, сел в кресло и кивком головы подозвал к себе Драко.
- Ты должен устроиться на работу.
- Что?
Люциус вздохнул и поставил бокал на низенький столик.
- Ты должен устроиться на работу в Министерство, Драко. На какую-нибудь маленькую, незначительную должность, но как можно ближе к тем, кто сейчас правит магической Британией. Я попытаюсь… Я попытаюсь кое с кем поговорить. В Министерстве все еще остались люди, которые мне обязаны. Это нужно не мне. Это нужно тебе, сын.
Видимо, таинственный “кое-кто” был многим обязан Люциусу Малфою. Потому что не прошло и месяца, как Драко оказался сидящим за столом секретаря в приемной нового Министра магии – Кингсли Шеклболта. Это была очень маленькая и очень незначительная должность. Но ничего ближе, как оказалось, просто не существовало.
Глава 1
Вставать приходилось очень рано. Рабочий день в Министерстве начинался в семь, Шеклболт появлялся в своем кабинете без пяти, так что Драко был вынужден занимать свое место еще на несколько минут раньше, чем его непосредственный начальник.
Малфой никогда не поднимался в шесть утра – он привык ложиться поздно, заполночь, и не один эльф разбил себе голову об стены спальни, пытаясь добудиться молодого хозяина на службу. Злой и невыспавшийся, Драко тащился в ванную, кое-как приводил себя в порядок, с отвращением съедал омлет или сэндвич, натягивал деловой костюм, сшитый на заказ у мадам Малкин, затем набрасывал скромную серую мантию и с ненавистью швырял под ноги дымолетный порошок, делая шаг в проклятый камин.
В первые дни Драко никак не мог привыкнуть к тому, что у любого посетителя, переступившего через порог приемной Министра магии, пропадает дар речи. Ему каждый раз хотелось запустить в стену чернильницей, применить к вошедшему какое-нибудь заклятие погадостнее, заорать, наконец: “Да-да! Это я, Драко Малфой, сын Пожирателя смерти Люциуса Малфоя, сижу тут с вашими проклятыми бумажками, записываю вас в очередь на прием к чернокожему Министру, складываю лиловые конвертики и отправляю их по назначению! И мне плевать, что вы все обо мне думаете!”
Если бы не отец, из последних сил отбивающийся от обвинений в пособничестве Лорду, рано или поздно Драко послал бы к Мерлину в штаны свою ненавистную службу вместе со всем, что к ней прилагалось. Но его, с позволения сказать, “работа” давала самому Драко возможность достаточно быстро обрасти знакомствами и связями “в верхах”, а отцу – лишние шансы избежать судебного преследования.
Чего Драко не понимал – так это почему Шеклболт согласился принять на службу, да еще личным секретарем, одного из Малфоев.
- Прекраснодушие, cын, - презрительно приподняв верхнюю губу, объяснил Люциус. – Он искренне верит в то, что ты готов стать достойным членом нового общества. В аврорате считают, что Повелитель принуждал тебя к насилию. Сам Дамблдор перед смертью сказал, что ты не убийца, и это, как мы сейчас знаем, услышал Поттер. Мальчишка достаточно глуп, чтобы не врать на следствии. Поэтому для всех ты – жертва, которая жаждет замолить свои грехи. Не стоит никого в этом разубеждать. Разумеется, ни к каким секретным документам тебя не допустят – будешь сидеть, заниматься рутинной перепиской Министра с отделами. И это хорошо – ничьи секреты нас сейчас не интересуют, нам нужно всего лишь доказать, что Малфои всецело на стороне новой власти. Ты меня понял?
Драко понял. И поэтому заставлял себя сдержанно кивать каждому грязнокровному ублюдку, заходившему в приемную, заставлял себя говорить чернокожему Министру “сэр”, заставлял себя точно и в срок отправлять и принимать министерскую почту, не забывая отмечать входящие и исходящие.
Он продержался три недели, пока к Шеклболту не явился Поттер.
Как и все, впервые видящие Драко в приемной Министра, Поттер сначала остолбенел. Затем попытался что-то сказать. Минуты три Драко ждал, пока герой Британии выдавит что-нибудь членораздельное, не дождался и холодно осведомился:
- Вы на прием к Министру Шеклболту? Вам назначено?
Поттер облегченно закивал, затем отрицательно замотал головой. Эти телодвижения Драко понял так, что Поттер пришел на прием, но ему никто ничего не назначал. Собственно, зачем? Кто станет томить в приемной самого Избранного? Это Люциуса сейчас мурыжили перед закрытыми дверями кабинетов по два-три часа – а раньше он входил туда без стука и не оглядываясь на секретарей. Чувcтвуя, как внутри все леденеет от ненависти, Драко поднялся:
- Я спрошу у Министра, может ли он сейчас вас принять.
В это мгновение дверь отворилась, и на пороге появился Шеклболт.
- Гарри!
Пять минут Драко наблюдал за тем, как его бывший сокурсник и Министр обнимаются, хлопают друг друга по спинам, слушал их невнятные восклицания, а затем сел за свой стол, ощущая себя полным идиотом. А еще – было немного завидно. Да нет, не “немного”. Было очень завидно, потому что никто и никогда, ни в настоящем и ни в будущем не станет так бурно радоваться приходу Драко Малфоя, так крепко обнимать и так бережно прижимать его к груди. Никто и никогда – ни в настоящем, ни в будущем.
- Драко, принеси нам чай, пожалуйста, - через плечо бросил Шеклболт, и зависть в душе Малфоя мгновенно сменилась на привычную ледяную ненависть.
Эльфов в Министерстве не было. Кофе Драко любил, поэтому варить его в большой медной джезве научился довольно быстро. Он делал его по старинному семейному рецепту – с молотой корицей, шоколадным сиропом, мускатным орехом и взбитыми сливками. Судя по всему, Министру кофе нравился – за день он выпивал до десяти чашек. Конечно же, себя Драко тоже не обижал и всегда варил две порции. А вот чай Малфой не любил. И заваривать его не умел. И тем более не собирался стараться ради Поттера.
Наскоро ополоснув фарфоровый чайник, Драко на глаз насыпал в него сухие чайные листья из серебристого пакетика, залил их холодной водой и вскипятил ее движением палочки.
Чай вышел грязно-бурым, почти черным. Пришлось разбавлять его кипятком и забеливать молоком. Добившись относительно приличного цвета, Драко поставил чашки на поднос, туда же бухнул сахарницу, вазочку с печеньем и, левитируя поднос перед собой, отправился в кабинет к Министру.
Шеклболт и Поттер сидели на диване у стены и болтали, словно старые добрые друзья. Собственно, они и были старыми добрыми друзьями, только Драко не мог понять, отчего его это так сильно раздражает. Он небрежным движением палочки отправил поднос на столик у дивана и поинтересовался, не отходя от двери, где остановился:
- Что-нибудь еще, сэр?
- Да, - не глядя на своего секретаря ответил Министр. – У меня на столе несколько писем, отправь их до обеда, Драко.
Поттер вышел из кабинета через час. К этому времени Драко переслал письма министерской почтой и теперь скучал, от безделья просматривая последний номер “Ежедневного пророка”. Ничего интересного в газете не печатали - так, мелкие сплетни, неинтересные разоблачения и судебные отчеты. Даже Скиттер притихла и вместо скандальных статей писала какую-то ерунду об очередной поправке к очередному закону, которую не принял Визенгамот. Поправка была пустяковая, закон устарел двести лет назад, и обсуждала их Рита скучно, без привычного огонька.
- Малфой, - Поттер остановился у стола, и Драко поднял голову от колдографии, на которой Минерва МакГонагалл приветствовала первокурсников Хогвартса. – Знаешь, Малфой, я рад, что у тебя все в порядке. Правда, рад. Я знаю, что тебе было тяжело… Я много думал. Тебе просто не повезло, верно? Когда профессор Дамблдор сказал на Башне, что ты не убийца, я решил, что он просто тебя уговаривает. А потом я видел тебя – там, в Малфой-мэноре – и понял, что ты действительно не убийца, он был прав.
Когда Поттер начал говорить, Драко зачем-то встал и теперь слушал сбивчивую речь старого недруга стоя – он сам не знал, почему. А Поттер продолжал говорить, глядя в его глаза – быстро, будто боялся остановиться и потерять мысль.
- Тебе все это было совсем не нужно и противно. Тебя заставляли, а ты не хотел. Все это так гнусно на самом деле – война, смерть, и когда друзей теряешь. Хорошо, что все закончилось, да? Я в аврорате рассказал им правду – как ты не хотел убивать профессора Дамблдора, а Волдеморт тебя заставлял. И как он требовал, чтобы ты применял Непростительные заклинания. И как ты отказался нас узнавать тогда. И что мама твоя меня не выдала – я все рассказал.
Протянув руку, Поттер осторожно взял Драко за предплечье и несильно сжал. По-дружески сжал, словно успокаивал, словно обещал ему, Малфою, свои покровительство и защиту.
“Оставь меня в покое! – мысленно заорал Драко. – Убери свои руки, ты, гриффиндорское отродье! Видеть не могу – тебя, твоего чернозадого Министра, твоих грязнокровных приятелей! Ненавижу! Ненавижу! Всех вас – ненавижу! И Лорда ненавижу – его в первую очередь, что он не прибил тебя семнадцать лет назад!”
Наверное, что-то все-таки отразилось в его глазах, а может быть, Поттер и вправду владел легилеменцией, как шептались в свое время слизеринцы. Во всяком случае, руку Драко он отпустил и отступил на шаг.
- Прости, - уже спокойнее сказал он. – Тебе и так здесь трудно, наверное. А тут еще я…
Развернувшись, Поттер двинулся к дверям, но, уже взявшись за витую бронзовую ручку, остановился.
- Знаешь, Малфой, - задумчиво сказал он, глядя на дубовые створки. – Зря я тогда послушал Рона и отказался с тобой дружить. Наверное, многое бы изменилось. Глупый я тогда был, Малфой. Все мы были глупыми.
Когда за Поттером закрылась дверь, Драко вышел из-за стола, взял в руки глиняную чернильницу в виде безобразной надутой жабы, размахнулся, чувствуя, как пальцы заливает вязкая жидкость, – и швырнул жабу в стенку. Чернильница лопнула с глухим звуком, несколько черепков отлетели к ногам Малфоя, и он принялся методично топтать их, с силой вбивая в мраморный пол каблуки. Ничего не видя, ничего не слыша, будто бы исполняя странный языческий танец в чернильной луже.
Драко не знал, когда открылась дверь в кабинет Министра, – он только вдруг почувствовал на плечах чьи-то сильные руки и услышал мягкий голос:
- Ну что ты, мальчик? Успокойся, не надо, пойдем…
Его потянули в полумрак министерского кабинета, усадили в кресло, всунули в дрожащие, перемазанные фиолетовым пальцы стакан с холодной водой. Зубы заломило, Драко сморщился – не столько от неприятного ощущения, сколько от стыда за себя. Сорвался. Потерял лицо, как истеричная девчонка! Из-за Поттера – опять все из-за Поттера. Все плохое в жизни Драко случается из-за Поттера.
Оглянувшись, он увидел чернильные пятна на пушистом светлом ковре, и на душе стало еще гаже.
- Простите, Министр, - пробормотал Малфой. – Я сейчас уберу все. Здесь и в приемной тоже…
- Сиди, - велел Шеклболт и взял со стола палочку. – От меня не убудет, если я пару раз произнесу очищающие заклятия.
Его не было довольно долго, и Драко уже обреченно подумал, что, видимо, так изгваздал приемную, что никакие очищающие теперь не помогут. Но тут дверь хлопнула, по кабинету поплыл аромат свежесваренного кофе, и Малфой с изумлением понял, что за ним ухаживают.
- Извини, - Шеклболт слегка застенчиво улыбнулся и поставил перед Драко его чашку. – Я такой вкусный, как делаешь ты, варить не умею. Так что по-простому, со сливками и с сахаром.
Глава 2
Когда Артур Уизли попросил Кингсли, буквально на днях занявшего пост Министра магии, взять секретарем Малфоя-младшего, Шеклболт решительно и твердо ответил отказом. Было совершенно очевидно, что Люциус пристраивает непутевого отпрыска на теплое местечко в Министерстве. Кингсли предпочел бы видеть за столом личного секретаря какую-нибудь миленькую ведьмочку – молоденькую, длинноногую и сексапильную. И дело тут было отнюдь не в пристрастиях Кингсли Шеклболта. Как раз наоборот – он боялся соблазна.
Со своими, сильно отличающимися от общепринятых, сексуальными интересами Кингсли Шеклболт боролся вплоть до поступления в школу авроров. Он никогда не был красавцем, но его вечное дружелюбие, добродушие и ровный спокойный характер всегда привлекали девушек. Нельзя сказать, что Кингсли этим не пользовался. Среди его случайных партнерш были ведьмы и магглы, хорошенькие и не очень, белые и цветные – разные. Он всегда старался доставить им максимум удовольствия даже в ущерб себе.
Сначала Кингсли не понимал, почему его возбуждают девушки, больше похожие на мальчиков – коротко стриженные, с узкими бедрами и маленькой, еле наметившейся грудью. Было даже забавно представлять себе: вот он стаскивает с партнерши трусики, а там - бац! – аккуратный небольшой член. Но со временем разыгравшееся воображение стало подсовывать более откровенные картинки. Мастурбируя в душе, Кингсли больше не представлял себе девушек – их место постепенно заняли молодые мужчины. Стройные, высокие, с упругими небольшими задницами и гладкой кожей на лобке и в промежности. До ломоты в яйцах хотелось взять в рот чужой член, покатать в ладони розовую тяжелую мошонку, ощутить на языке вкус спермы…
На втором курсе школы авроров, в один из законных выходных, Кингсли каминной сетью добрался до Манчестера, вышел в маггловскую часть города и в гей-баре нашел себе первого партнера. Поняв, что имеет дело с абсолютно неопытным парнем, маленький ловкий таиландец все сделал сам. В общежитие Кингсли вернулся совсем другим человеком.
Он никогда не афишировал свою ориентацию и ни разу не лег в постель с волшебником. Шеклболту хватало обычных людей – работая личным охранником премьер-министра Великобритании, он имел все возможности для того, чтобы удовлетворять свои потребности в маггловском Лондоне. Но сейчас, заняв самую высокую из магических должностей, Кингсли потерял все шансы посещать привычные места, а африканский темперамент продолжал оставаться африканским темпераментом. В тридцать с небольшим лет мастурбировать по вечерам, стоя в душе, уже как-то несолидно. Тем более для Министра магии. Жены у Кингсли не было, любовницы тоже, а кто из знакомых ему волшебников не возражал бы лечь в постель с мужчиной, Шеклболт не знал. Мальчик-секретарь грозил стать не просто соблазном – он мог стать навязчивой идеей. Тем более – Малфой. Тем более – Драко Малфой.
Это было роковое совпадение – африканцу Шеклболту нравились именно такие парни, как Драко. Светловолосые, светлоглазые, с тонкой розовой кожей, высокие и стройные. Красота тоже имела определенное значение, а Драко Малфой, как назло, не был уродом. Смазливое личико с острым подбородком, тонкими губами и прямым носом. Злые серые глаза, неожиданно темные брови и ресницы, мгновенно розовеющие от гнева или смущения скулы. Шеклболт видел его несколько раз в Хогвартсе – и очень хорошо запомнил, хотя в момент их последней встречи Драко был до смерти напуган, перемазан гарью и грязью и основательно растрепан. Кингсли хватило нескольких секунд, чтобы представить: он хватает Драко за волосы, запрокидывает ему голову и прижимается к дрожащим от страха губам, глядя в полные ужаса серые глаза.
Недели три после Битвы, кончая в кулак, Кингсли представлял себе именно эту картинку. Потом наваждение прошло.
Арчи сбивчиво убеждал Шеклболта, что Драко, в целом, хороший мальчик, что все дело в дурном воспитании, и надо дать парню шанс стать нормальным человеком… Кингсли смотрел в стену поверх головы своего старого друга и видел совсем другое: гибкое белое тело, вспухшие от поцелуев губы, бессильно раскинутые длинные ноги и мутные пятна спермы на плоском мальчишечьем животе.
- Хорошо, - сквозь зубы сказал он. – Я согласен.
Все оказалось еще хуже, чем Кингсли себе представлял.
За лето Малфой-младший вытянулся, еще больше похудел и отрастил волосы, которые стягивал тонкой серой лентой в короткий хвост. Видеть его было сущим мучением – пальцы Шеклболта сами тянулись стащить ленту, растрепать белые прядки, проверить, насколько они мягкие и тонкие. Кингсли прятал руки за спину, сжимал кулаки и разговаривал со своим секретарем предельно холодно, получая в ответ такие же холодные фразы.
Наверное, Драко искренне верил в то, что умело скрывает свои эмоции, но Шеклболт читал выражение его лица как раскрытую книгу – мальчик ненавидел. Впрочем, Кингсли прекрасно понимал, что адресована ненависть не ему персонально. Он, Министр магии, в глазах Драко был всего лишь персонифицированным злом, олицетворением новой власти, посмевшей скинуть Малфоев и им подобных с тех высот общества, на которых они пребывали. И то, что Кингсли Шеклболт был чернокожим, аврором, членом Ордена Феникса, лишь добавляло страсти гневу, время от времени полыхавшему в глазах Драко.
Конечно, Малфоя следовало бы уволить. Отправить назад, в имение, срывать злобу на безответных эльфах, но беда была в том, что Кингсли не мог этого сделать сразу по нескольким причинам.
Во-первых, он обещал Артуру попытаться перевоспитать Драко – или хотя бы подтолкнуть к пониманию необходимости принять новые порядки в магической Британии. Шансы на это были невелики, но Шеклболт надеялся, что, разобравшись в ситуации, Малфой убедится: в Министерстве работают честные порядочные люди, с практикой коррупции и взаимовыгодных договоров покончено, а наказывать будут только тех, чья вина неоспоримо доказана следствием и непредвзятым судом Визенгамота. Может быть, со временем Драко поймет, что никто не собирается сводить счеты, пользуясь правом победителей.
Во-вторых, мальчишка на удивление хорошо справлялся со своими обязанностями. Были тому причиной привитые родителями педантичность и аккуратность в делах или Люциус Малфой внушил сыну, что тот обязан удержаться на полученной должности, Кингсли не знал. Но факт оставался фактом – у Шеклболта не было ни малейшего повода, чтобы придраться к работе Драко. Все документы, потребные Министру, содержались в безупречном порядке, все поручения исполнялись в срок и в соответствии с полученными указаниями, а наследственный малфоевский нос ни разу не сунулся в те места, куда Кингсли запретил соваться в первый же день службы Драко. Шеклболт проверял это несколько раз – уходя и оставляя кабинет открытым. Сигнальных заклятий на ящики бывший аврор не накладывал, пользуясь старым маггловским способом – тонкими, почти незаметными ниточками, прикрепленными к столешнице. Впрочем, ничего секретного в ящиках не находилось, если не считать пары маггловских журналов для мужчин с откровенными картинками. С их помощью Кингсли немного облегчал себе жизнь, когда видеть Драко становилось уже совершенно непереносимо.
И в этом заключалась третья – главная – причина.
Вызывать Драко к себе в кабинет Шеклболту приходилось довольно часто: продиктовать письмо или служебную записку, попросить составить справку, принести разобранную и разложенную корреспонденцию. Ну и кофе, конечно же, который у Малфоя получался настолько вкусным, что Кингсли вместо обычных трех чашек незаметно стал выпивать в три раза больше.
Когда Драко появлялся на пороге – в строгом деловом костюме неизменно темных тонов, белоснежной рубашке с идеально завязанным галстуком – Шеклболт каждый раз на минуту забывал, зачем вызвал секретаря. Делая вид, что внимательно читает тот или иной пергамент, он мучительно старался справиться с желанием запечатать дверь заклятием, подтащить Малфоя к огромному столу, завалить на него, содрать проклятый костюм и проверить – так ли нежна и бела кожа мальчишки, как Кингсли себе это представляет. Фантазия одинокого молодого мужчины рисовала такие картины, от которых сводило пальцы ног, в паху мгновенно разгорался пожар, а голос садился в хрип. Шеклболту казалось, что он ощущает ладонями юную упругую кожу, еле заметные светлые волоски на руках и ногах, чувствует на губах соленые капельки пота, которые обязательно – обязательно! – выступят у Драко между лопаток…
Мерлинова задница! Когда Малфой злился, он по-отцовски вздергивал верхнюю губу, обнажая острые белые зубы, и становился похожим на грызуна или мелкого хищника. “Хорек, - презрительно сказал о нем как-то раз Джордж Уизли. – Его в Хогвартсе с четвертого курса дразнили хорьком после той истории с Краучем-младшим, помнишь, Кинг? Только, по-моему, никакой он не хорек, а крыса. И вся их порода – крысиная”.
Наверное, Джордж был прав. Не было в Драко Малфое ничего хорошего и быть не могло, с его-то происхождением и воспитанием. Школа жизни Люциуса Малфоя легко перебивала все, что Кингсли Шеклболт хотел бы объяснить заносчивому мальчишке, который после всех своих испытаний научился только одному – ненавидеть. И чья злоба, скорее всего, умело подогревалась в семье, отчаянно пытавшейся сохранить если не место и влияние в обществе, так хотя бы богатство и независимость. Понятие свободы для Драко заключалось не в возможности спокойно жить и работать, а в праве делать то, что захочется, даже если это противоречит законам и морали.
Все это Кингсли хорошо понимал. Но понимание не спасало его ни от одиноких вечеров в холостяцкой квартире, ни от эротических фантазий на жестком односпальном диване, ни от горячечных снов, заставляющих просыпаться затемно и лежать с тяжело бьющимся сердцем.
Поттера Шеклболт не видел со дня битвы в Хогвартсе. Так уж сложилось – сначала сам Кингсли был по макушку занят делами, затем Гарри перебрался из опустевшего дома на площади Гриммо к Артуру и Молли Уизли. Точнее, не к ним, а поближе к Джинни, Рону и Гермионе. Шеклболт знал, что Гарри поступил в школу авроров и с начала сентября начинает учиться, что он еженедельно ездит на кладбище, где похоронены его друзья, что последствия битвы и недолгой смерти тяжело сказались на психическом состоянии мальчика…
Впрочем, все они, дети войны, вышли из нее с немалыми душевными потерями. Драко, например, не любил находиться рядом с горящими каминами и вообще с любыми источниками огня. Кингсли долго не мог понять причину, пока осторожными расспросами не выяснил у того же Артура Уизли, что Малфой в день битвы чуть не сгорел в Хогвартсе в Адском пламени.
Так что когда Шеклболт услышал сквозь приоткрытую дверь знакомое невнятное мычание, то сразу же отложил в сторону документы, с которыми работал с утра, и вышел встретить гостя.
Кингсли понятия не имел, какие отношения связывали Гарри и Малфоя в Хогвартсе, но понимал, что горячей дружбы там не было и в помине. С противостоянием факультетов он столкнулся три года назад, в то время, когда в Хогвартсе всем заправляла Долорес Амбридж. Вряд ли с того времени мальчики стали относиться друг к другу лучше, хотя от того же Арчи Шеклболт знал, что именно Гарри вытащил Драко из огня. И он же свидетельствовал в пользу Малфоев на слушаньях в Визенгамоте. Кингсли не присутствовал на том заседании, только читал стенограмму. Впрочем, он вообще не понимал, как можно плохо относиться к Гарри – доброму, ранимому и так много пережившему за свои восемнадцать лет.
Так что глухой удар и топот в приемной через пару минут после ухода Поттера стали для Кингсли большой неожиданностью. Испугавшись, что мальчишки решили выяснить отношения кулаками, он выскочил за дверь и увидел Драко, который с зажмуренными глазами топтался в чернильной лужице.
Раздумывать над причинами такого странного поведения Шеклболт не стал. Увел Малфоя в свой кабинет, сунул в трясущиеся руки мальчишки стакан с водой и отправился убирать следы безобразия, пока никто не увидел. Меньше всего Кингсли был заинтересован в дурацких измышлениях любопытных служащих Министерства, страдающих буйной фантазией.
Надо было дать Драко время придти в себя, так что после уборки Шеклболт решил сварить кофе. Никаких особенных рецептов он не знал – просто насыпал его в две чашки, залил крутым кипятком, прихватил сахарницу и сливочник и вернулся в кабинет.
От вида Драко, съежившегося в глубоком кресле, вся кровь, казалось, немедленно прилила к паху, и Кингсли мысленно возблагодарил магическую моду за широкие длиннополые мантии. Малфой казался таким беззащитным, таким несчастным, что хотелось немедленно схватить его в охапку и целовать до тех пор, пока он не забудет обо всех своих неприятностях. Истерика сорвала с Драко маску невозмутимости и высокомерия, и сейчас он выглядел тем, кем был на самом деле: уже не мальчик, но еще и не мужчина, юноша, потерявшийся в новом для него мире, пытающийся сохранить остатки самоуважения, вынужденный постоянно приспосабливаться и подлаживаться под обстоятельства. Вряд ли в Малфой-мэноре он чувствовал себя лучше, чем на службе, – но там ему, хотя бы, не приходилось притворяться.
Кофе из рук Шеклболта Драко взял, и от прикосновения перепачканных чернилами пальцев Кингсли захотелось отправить чернильницу со своего стола следом за ее сестрой из приемной.
Боясь не справиться с собой, Министр отошел к дивану и сел там. Надо было что-то говорить, и Кингсли спросил первое, что пришло ему в голову:
- Родители-то как? Все нормально?
Глава 3
От кофе, заваренного каким-то варварским способом, на губах и языке оставались горькие противные крошки. Но вытащить платок и вытереть рот Драко постеснялся. Министр сидел на диване в нескольких шагах, спрашивал что-то о родителях, впрочем, не слушая ответов, уставившись куда-то в подбородок Малфою, и Драко вдруг понял, что Шеклболт смотрит на его губы. Он непроизвольно провел по ним языком, слизывая прилипшую кофейную гущу, и Министр неожиданно тоже облизнулся, словно копируя его движение.
Это окончательно выбило Драко из колеи, тем более, что Шеклболт вдруг встал, пробурчал: “так, у меня еще кое-какие дела, а ты на сегодня свободен”, - и стремительно вышел, почти выбежал из кабинета.
Что делать с неожиданно свалившимся на голову свободным временем, Малфой не знал. Возвращаться в имение раньше обычного не стоило – это неминуемо привело бы к расспросам. Врать Драко умел виртуозно и пользовался этим умением постоянно. Ему удавалось даже покойного декана вводить в заблуждение. Но обмануть отца у Драко никогда не получалось. Поэтому он решил последовать любимому правилу Люциуса Малфоя, которое не раз его выручало: не хочешь лишних вопросов – не давай для них повода. До пяти часов вечера можно было спокойно погулять в Косом переулке, посидеть у Фортескью и полакомиться мороженым. Или выпить эля в “Дырявом котле”.
Однако прежде, чем покинуть Министерство, следовало привести себя в порядок. Единственное зеркало в рост человека находилось в туалетной комнате неподалеку от кабинета Шеклболта. Туда Драко и направился, на ходу доставая портмоне, чтобы пересчитать наличность. Парадокс заключался в том, что за все крупные покупки – одежду, обувь, дорогостоящие побрякушки, интересные книги – всегда платил Люциус, выдавая сыну на личные прихоти очень ограниченную сумму. И не потому, что был жаден, - просто не поощрял бездумного мотовства. Пять галлеонов в неделю, не больше. Месяц экономии – и можно было снять в Лютном недорогую проститутку. Правда, Драко никогда не удавалось накопить эти двадцать пять галлеонов – он обязательно срывался и покупал себе то пирожные, то сливочное пиво, то засахаренные орешки. Хотя и пирожных, и пива, и орешков в Малфой-мэноре хватало. Но пить сливочное пиво за столиком кафе, глазея сквозь стекло на улицу, было намного интереснее, чем в своей комнате или гостиной имения.
В портмоне лежало восемь галлеонов – достаточно, чтобы получить удовольствие от свободного времени. Драко зашел в туалетную комнату, убрал с ботинок и манжетов брюк кляксы, сполоснул лицо и отмыл чернильные пятна на руках, стянул с волос ленту и вытащил из нагрудного кармана расческу.
В этот момент за плотно закрытой дверью туалетной кабинки кто-то длинно вздохнул и пробормотал нечто невнятное. Драко оглянулся – ему показалось, что его позвали. Дверь открылась, и вышел Кингсли, на ходу застегивая мантию.
Драко замер, не донеся расческу до волос, – у Министра было такое растерянное лицо, словно Малфой застал его в очень неловкой ситуации. Сам Драко никаких комплексов по поводу общественных туалетов не испытывал – семь лет в Хогвартсе отучили его от излишней застенчивости в этом вопросе. Но вот Кингсли, кажется, предпочитал делать свои дела без свидетелей, пусть и за закрытой дверью.
- Ты еще не ушел? – как-то неприязненно поинтересовался Шеклболт, подставляя ладони под воду, и у Драко немедленно сложилось впечатление, что его не отпустили с работы раньше времени, а выгнали.
- Н-нет, - запинаясь ответил он. – Я причесаться зашел, руки вымыть.
Он даже протянул Министру ладони, чтобы показать чистые пальцы. И тут же заметил, что пропустил одно пятнышко, оставшееся между указательным и средним пальцами правой руки. Крохотную чернильную кляксу, размером не больше булавочной головки.
Почти сразу же ладонь Драко оказалась в другой – широкой, длиннопалой, темной снаружи и грязно-розовой изнутри, влажной от воды. Контраст оказался настолько разительным, что Малфой замер. Пальцы Шеклболта были такие горячие, словно он держал их в кипятке или над пламенем. От этого живого тепла Драко мгновенно вспотел и попытался убрать руку, но Кингсли слегка придержал его.
- Не все отмыл, - негромко сказал он, доставая палочку из-за пояса. – Раздвинь… пальцы, я почищу.
Как под Империусом Драко растопырил пальцы, смущенно наблюдая за кончиком палочки, осторожно коснувшейся его кожи. Прикосновение было щекотным до мурашек, и Малфой слегка поежился, глядя, как исчезает чернильное пятно.
- Ну вот, все, - с непонятным сожалением сказал Шеклболт. – Чисто.
Он не спешил выпускать ладонь Драко, а ему самому было неудобно отнимать руку. Происходило что-то загадочное, непонятное Малфою, так что он даже забыл о своей брезгливой неприязни к новому Министру. Но Кингсли, наконец, разжал пальцы.
- Иди, - негромко сказал он. – Пользуйся внеплановым выходным. Когда еще получится погулять среди недели.
Шеклболт вышел, хлопнула дверь, а Драко так и стоял, недоуменно рассматривая свою ладонь, пытаясь понять, что же произошло.
Он продолжал об этом думать в “Дырявом котле”, сидя за столиком у окна с кружкой темного эля, прогуливаясь в маленьком скверике на пересечении Косого и Лютного переулков, ужиная с родителями в Малфой-мэноре и лежа в постели в своей комнате.
Все три недели Шеклболт относился к Драко как… как начальник может относиться к секретарю. Сегодня в приемной сидит один человек, завтра будет сидеть другой, Министру это не интересно. Разговаривал он с Драко сухо, глядя в сторону или в бумаги, разве что за принесенный кофе благодарил чуть теплее, чем за расшифрованные и переписанные стенограммы отчетов Визенгамота. Малфой платил Министру той же монетой.
По логике Драко, Шеклболт должен был отреагировать на истерику секретаря совершенно иначе: либо сделать вид, что не заметил ее вообще, либо прочитать неуравновешенному подчиненному нотацию, либо выставить вон. Люциус, например, и нотацию бы прочитал, и выгнал, да еще и отсоветовал бы всем знакомым связываться с истеричкой.
Драко очень не хотелось думать о том, что реакция Кингсли просто связана с другим отношением к людям, чем это принято в сфере окружения Малфоев. Что Шеклболт изначально добрее, проще и снисходительнее к слабостям. И срыв подчиненного для него не повод облить Драко презрением, а возможность перевести отношения на более человечный уровень.
Когда Драко в своих размышлениях добрался до этого вывода, он почувствовал определенное душевное смятение. Как он придет на работу, что скажет Шеклболту? Три недели они обходились суховатыми приветствиями, но завтра вряд ли получится просто кивнуть и поздороваться. Кингсли наверняка спросит, как Драко себя чувствует, как он провел день, что делал. Или не спросит? А если спросит – придется рассказывать, как он сидел в “Дырявом котле” и пил эль? Или можно будет что-нибудь соврать?
Последнее, о чем подумал Драко перед тем, как уснуть, - действительно он услышал свое имя, или ему померещилось.
Глава 4
Это было, наверное, самым ужасным, что Кингсли испытал за свою жизнь, - выйти из кабинки и увидеть у зеркала удивленно оглядывающегося Драко. Шеклболту показалось, что его обварило кипятком, - слава всем языческим богам, цвет кожи Министра лишал Малфоя возможности это увидеть. Кингсли совершенно выпустил из вида, что мальчик может зайти в туалет, чтобы привести себя в порядок.
Впрочем, размышлять Шеклболту было недосуг: когда Драко провел языком по губам, Кингсли понял, что рискует кончить прямо в брюки. Он успел отпустить мальчишку с работы и добежать до кабинки, прежде чем давление в паху стало совсем невыносимым.
Хватило нескольких судорожных движений, чтобы жгучее желание, скопившееся в яйцах, в перевозбужденном члене, в тяжело пульсирующей промежности, выплеснулось белесыми потеками на солидный мрамор, которым были отделаны туалетные комнаты министерства. Конечно же, Кингсли не смог сдержаться и не пробормотать имени Драко. И конечно же, Малфоя принесло в туалет, когда Шеклболт, прислонившись к стенке кабинки, лениво мял обмякший член, добирая последние крохи удовольствия и продолжая шептать заветное имя.
Все это было ужасно, но немедленно потеряло свое значение, когда Драко протянул к Кингсли руку с растопыренными пальцами. Трогательная маленькая клякса не отмытых до конца чернил темнела между средним и указательным, и Шеклболт не удержался, взял в руки белую холодную ладонь, утонувшую в его - широкой и темной – слегка подрагивающую и очень аккуратную, с розовыми овалами отполированных ногтей и просвечивающими голубоватыми венками на тыльной стороне.
Кингсли мог бы стоять так целую вечность. Но на лице у Драко все сильнее читалось недоумение пополам с изумлением, и Шеклболт потянулся за палочкой.
Вернувшись в кабинет, он запер дверь – и на ключ, и заклятием – и тяжело опустился в кресло у стола, обхватив руками голову.
Кингсли понятия не имел, что ему теперь делать. Он не мог дать определения своим чувствам – любовь ли это, страсть или голая похоть от трехмесячного отсутствия сексуального партнера – но с полной ясностью осознавал, что влип. Как пчела в разлитое варенье. Стоило только представить, как Драко облизывает тонкие бледные губы, и между ног тотчас же начало сладко и томительно ныть, в животе образовался восхитительный ледяной комок, а вдоль позвоночника побежали мурашки. Шеклболт справедливо считал себя неутомимым любовником, но сейчас счастливая особенность очень быстро возбуждаться после оргазма работала против него.
Мальчика хотелось отыметь. Нежно и со всей страстью, на которую Кингсли был способен, а способен он был на многое. Но Малфой выглядел абсолютно, категорически, совершенно недоступным, и от понимания этого Шеклболта тянуло разбить голову об стену.
А еще – он не знал, как теперь себя вести с Драко. Случившееся в приемной, а затем в туалетной комнате выбило у Кингсли почву из-под ног. Невозможно теперь было вернуться к прежним холодным отстраненным отношениям – после случайных объятий в приемной и чернильного пятнышка между пальцами.
Через час Шеклболту кое-как удалось взять себя в руки. Он вытащил из ящика пергаменты, разблокировал дверь и попытался снова вернуться к работе. От Фаджа и Скримджера осталось то еще наследство. Первый был готов все продать и все купить, второй хватал магов по первому подозрению и без суда отправлял в Азкабан. С последствиями правления Волдеморта тоже предстояло разбираться долго и тяжело. Так что Кингсли предстояло многое сделать, и он всерьез опасался, что разбирательств хватит на всю каденцию. У него была большая надежда на то, что через год из школы авроров придет новое поколение молодых магов, переживших войну, разобравшихся в отличии добра от зла и готовых к переменам. Да и члены Ордена Феникса – опора нового Министра магии – готовы к тому, что предстоит отделять зерна от плевел, признавать и исправлять ошибки и, временами, безжалостно резать по живому и привычному.
Неожиданное чувство Кингсли Шеклболта на фоне глобальных проблем магической Британии выглядело жалким и ненужным. Оно мешало, как острый камешек в ботинке, но – в отличие от камешка – его нельзя было просто так вытряхнуть из души.
На следующее утро Шеклболт явился в Министерство за полчаса до начала рабочего дня - лишь бы избежать встречи с Драко. Вызвать секретаря в кабинет, чтобы дать очередное поручение, ему показалось проще, чем здороваться с ним в приемной. Кингсли слышал, как хлопнула дверь, как Драко что-то перекладывал на своем столе, выдвигал и задвигал ящики. Тут же захотелось кофе – ароматного, очень сладкого, с белой шапочкой взбитых сливок… Шеклболт сглотнул скопившуюся во рту слюну и попытался вступить в борьбу с желанием увидеть Драко немедленно, не дожидаясь того момента, когда секретарь сообразит, что начальство уже на месте, и заглянет в кабинет. Убеждая себя, что выдержка необходима, и Малфой минут через десять сам постучится в дверь, Кингсли обнаружил, что стоит, держась за бронзовую ручку. Сдавшись, он выглянул в приемную и обнаружил, что Драко уже священнодействует с джезвой, аккуратно передвигая ее в небольшом поддоне, где потрескивает раскаленный песок.
- Доброе утро, - произнес Кингсли и в ту же секунду понял, что совершил страшную ошибку.
От неожиданности Малфой сильно вздрогнул, обернулся, его рука резко дернулась, джезва задела край поддона, и закипающий кофе коричневой пенистой волной выплеснулся на его левую ногу.
Драко вскрикнул, бросил джезву, из которой тут же потекла на зашипевший песок кофейная гуща, и схватился за колено, облепленное мокрой горячей тканью.
Бормоча извинения, Шеклболт кинулся к нему, доставая палочку. Он помог Драко доковылять до стула, закрыл дверь и попытался закатать брючину. Но она была слишком узкой, Малфой шипел от боли и всхлипывал, и Кингсли, замирая от ужаса и восторга, сказал:
- Надо снять брюки, Драко, иначе я не смогу вылечить твой ожог.
- Я сам могу его вылечить, - огрызнулся Малфой, но послушно встал, расстегнул пуговицы и спустил брюки до щиколоток.
Колено побагровело и опухло. Шеклболт опустился на корточки и забыл, как дышать. У Драко были белые бедра - длинные, гладкие. Белесый пушок начинался ниже, на голенях, и казался мягким и шелковистым. Рубашка скрывала пах, но Кингсли не сомневался, что на Малфое надето какое-нибудь фирменное эластичное белье, соблазнительно облегающее ягодицы и промежность.
- Сядь, - хрипло сказал Шеклболт. – Мне так неудобно.
Драко, ойкнув, опустился на стул, и Кингсли возликовал от своей догадки – между раздвинутых бедер под задравшейся рубашкой была отчетливо видна нежно-голубая ткань, обрисовывающая две приличные выпуклости там, где полагалось находиться мошонке и члену. Плохо соображая, что делает, теряя голову от недоступности этой прикрытой бельем плоти и от ее близости, Кингсли приподнял пострадавшую ногу, подхватив ее ладонью под твердую, сильную икру, и коснулся кончиком палочки блестящей багровой кожи на коленке.
Драко шмыгнул носом, и Шеклболт, окончательно поплывший от всего сразу: от еле ощутимого запаха дорогого мыла, ощущения теплой кожи под пальцами, открывающегося ему снизу вида, - не удержался и погладил напряженное белое бедро.
- Ну что, не болит больше? – спросил он и, наконец, поднял взгляд на лицо Малфоя. – Сейчас я твои брюки почищу, и можешь одеваться.
Драко смотрел на него… странно. Брови были приподняты, зрачки расползлись на всю ширину радужки, а рот был удивленно приоткрыт. Если бы Кингсли не сидел на корточках, он шарахнулся бы прочь от этого изумленного лица, на котором медленно появлялось понимание происходящего.
“Я чернокожий, - в смятении подумал Кингсли, чувствуя, как жар заливает скулы. – Он не увидит, что я покраснел. Не увидит!”
Но Драко увидел. Он осторожно отодвинулся вместе со стулом, заставляя Шеклболта отпустить ногу, наклонился, подтягивая брюки, и встал. Заправив рубашку, он взял со стола палочку и молча начал приводить себя в порядок, не глядя на Министра.
Кингсли тоже встал и отошел к бронзовому столику, где все еще дымилась на поддоне с песком кофейная гуща и валялась брошенная джезва. Он боялся смотреть на Драко, и, чтобы не сбежать из приемной куда-нибудь подальше, тем самым выставив себя уже совершенно в глупом свете, принялся убирать запекшуюся бурой коркой грязь. Малфой за его спиной шевелился, что-то делал, негромко вздыхал, но Шеклболт не оборачивался, пытаясь утихомирить гулко стучащее в груди сердце и справиться с о своим возбужденным дыханием.
- Разрешите? – Драко, неслышно подошедший сзади, забрал из пальцев Кингсли остывшую джезву. – Я сейчас заварю еще кофе, господин Министр. Спасибо за помощь.
Шеклболту показалось, что в голосе Малфоя звучит еле уловимая насмешка, и он, наконец, позволил себе повернуться, кивнуть и ровным шагом двинуться к кабинету, чтобы там – в тишине и одиночестве – пережить свой позор.продолжение в комментах
@темы:
слэш,
Драко Малфой,
барон де К.,
магополитика,
министерство магии,
фики,
Кингсли Шеклболт
-
-
13.03.2010 в 21:23читать дальше
-
-
13.03.2010 в 21:25-
-
13.03.2010 в 21:26читать дальше
-
-
13.03.2010 в 21:27читать дальше
-
-
13.03.2010 в 21:56Ах ты ж твою мать. Только что, набрасывая пост по Африке, думал, что если Кингсли африканец, то тутси (правда, был еще намибийский вариант).Хотя не уверен, что бурундийский - немного по времени не сходится. Ему навскидку сколько - не было ль такого в каноне?
-
-
13.03.2010 в 22:01не-а, не было
указано только что он из второго призыва Ордена Феникса.
я тоже, когда писал, лазал по африканским странам и пытался сообразить, откуда он мог приехать в Британию
выбрал Бурунди из-за постоянных межэтнических конфликтов
-
-
13.03.2010 в 22:05...И попались в ловушку сознания. Именно в Бурунди, в отличие от соседней Руанды, этническая заруба началась с 1987 года. До этого была вялотекущая война меж тутси-республиканцами и тутси-монархистами
-
-
13.03.2010 в 22:09может, как раз долгая кровавая война магов и спровоцировала несколько лет спустя войну маглов - так очень даже бывает.
-
-
13.03.2010 в 22:14Вряд ли - процессы все ж таки другие, деколонизация. НО! Вы мне подали стороннюю, но забавную мысль. Можно подкрутить уже межтутсийский конфликт - и надстроить на серию разборок офицерских групп еще один этаж.
-
-
13.03.2010 в 22:29полез уточнять...
там в 1965 году был первый военный переворот
неудачный
через год еще один, следующий через 4 месяца
ну правильно
потому в фике Кингсли около 30 лет.
я исходил из того, что его родители бежали из страны где-то в середине шестидесятых, и он родился уже в Британии.
-
-
13.03.2010 в 22:32Ну это именно перевороты, не этника. Стрельба в основном в столице, да армию чистили. Если батюшка Шеклболт был офицером-монархистом - так вполне. Кстати, многое бы объяснило у Кингсли.
-
-
13.03.2010 в 22:38ну там круто чистили - вплоть до расстрелов
он вполне мог принадлежать к заговорщикам
-
-
13.03.2010 в 22:41...А хороший бы вышел бэк к чьему-нибудь фику, где Кингсли на первых ролях. Информации по тутси на английском много - высок интерес общества, так что выстроить Кингсли бэкграунд нетрудно.
-
-
13.03.2010 в 22:44я на английском не читаю, увы.
-
-
13.03.2010 в 22:46Жаль. Ну, в принципе есть и переводная литература. А также типы, которых хлебом не корми, дай инфу порыть - навроде вашпокорного
-
-
13.03.2010 в 22:49я только по ходу копаюсь, когда для текста инфа нужна
-
-
17.03.2010 в 02:42И еще очень бы здесь к месту пришлись фики http )))
-
-
17.03.2010 в 06:48да, в общем, планируются здесь и ЛЖГ и фики http
чуть позже
-
-
17.03.2010 в 13:24